Директор Музея Арктики о битве за Север, Гринписе и амбициях Китая

-Китай угрожает России в Арктике?
-В 2009г. китайский ледокол прошел по Севморпути, но сделал это под нашей проводкой. Свои ледоколы Пекин построил недавно, не знаю, мощнее они или слабее российских. Но чтобы строить такие суда, нужна история, и я не удивлюсь, если Китай заказывает корабли у нас.
-Что представляет собой контроль над Арктикой?
-Контроль будет иметь то государство, которое в любое время дня и ночи будет иметь реальную возможность перебросить корабли в любую точку. Мы постепенно возвращаем военное присутствие, но у нас нет цели кого-либо атаковать. Но что будет, если мы уступим позиции, а кто-нибудь войдет без спроса? Будем слать ноты, делать 134 северное предупреждение? Тогда другие страны точно начнут ходить без спроса.
-Война за Арктику будет или нет?
-Надеюсь, что нет, но мир лучше обеспечить, если есть гарантии.
Даже последние несколько лет там творилась беда, и было обидно: любой Матиас Руст мог пролететь с севера до Красноярска, и никто бы его не остановил.
Не было системы ПВО, станций обнаружения, все было разрушено. Наша граница была открыта. Но теперь процесс пошел, и у нас есть возможность пресечь подобные действия. С принятием Закона о Севморпути мы установили правила работы на его трассе для всех судов, и это верно - хотя только часть его проходит в наших территориальных водах, но он весь находится в исключительной экономической зоне России.
-Сколько может приносить Арктика России в экономическом аспекте? По некоторым оценкам, Севморпуть будет даже более выгодным, чем добыча природных ресурсов.
-Согласно принятым мировым оценкам, в Арктике находится до 25% мировых запасов углеводородов. Сколько приносит проводка судов, гадать не буду, но завышать сбор – не выход. Объясню почему. Возьмем пример "Норникеля": он отказался от услуг "Атомфлота" и теперь сам строит танкера и балкеры ледового класса. Им показалось слишком дорого привлекать "Атомфлот". ЛУКОЙЛу тоже проще построить свой флот, чем арендовать ледоколы. Но оно и лучше: проводка не может быть бесконечной, провести 10 судов уже проблематично, для этого нужно два ледокола.
-Чего не хватает для освоения Арктики?
-Нам необходимо подработать пропускной таможенный режим, потому что это сегодня беда. У нас такие "качели" и противоречия, что до абсурда доходило, когда наши ледоколы оформляли в международное плавание, а не каботаж, и наши моряки не могли выйти на берег родной земли. Пока что-то не переключить в головах наших ретивых блюстителей, условия не изменятся.
Другой важный аспект освоения Арктики – туризм. Есть скептический подход, что от туристов все только хуже - грязь и раздрай. Но здесь, как и с разработкой: главное – правильный подход. Сегодня умаешься, пока оформишь разрешение на приезд иностранца. Когда документы готовят два месяца, туризм теряет всякий смысл. Нужен новый механизм, ведь, если будет приток народа, то будет и повышение уровня жизни, мы восстановим аэродромы и другую инфраструктуру.
-А зачем России присутствие в Антарктиде?
-Как вы знаете, в Антарктиду мы пришли не самыми первыми, но и не самыми последними, пускай и открыли ее. Мы постоянно в Антарктиде с 1955г. и, к счастью, не уходили. Правительству хватило прозорливости понять, что геополитические интересы России в Антарктиде должны быть, в итоге здесь сохранилось более 50% нашего присутствия, остались пять станций из восьми.
Говорить о том, что Антарктида – источник несметных богатств, пока рано, но остаться без этого пирога было бы неправильно.
Согласно заключенному в 1959г. международному соглашению, Антарктида объявляется континентом мира и сотрудничества. Этот материк очень важен: здесь можно наблюдать определенные изменения климата в чистом виде, оценить космическое влияние, антропогенные изменения. Наше присутствие также позволяет разместить там системы космического слежения, ведь прежних мощных судов нет, а ГЛОНАСС работать должен. В итоге три станции используются для коррекции орбиты спутников. Наконец, мы на передовых позициях в изучении озера Восток, этого уникального климато-исторического объекта. Мы поддерживаем свой научный статус, и это очень важно.
-Экономическое освоение Антарктиды – это сказки или нет?
-Осваивать Антарктиду в разы сложнее, там нет шельфа как такового, материковый склон слишком крутой, и я не уверен, что даже через 50 лет в мире будут технологии по ее освоению. Антарктида – это последняя кладовая человечества. Я надеюсь, что когда договор закончится (это может произойти в 2048г., если соглашение не пролонгируют. – Примеч. РБК), у всех хватит здравого смысла сохранить мораторий на добычу и оставить Антарктиду в нынешнем статусе.
-Давайте теперь поговорим о Вашем музее. После распада СССР музеи переживали нелегкие времена. С какими трудностями вы столкнулись?-Сказать, что в 1990-е гг. было трудно, не сказать ничего. К тому моменту я уже 15 лет работал старшим научным сотрудником, ходил в экспедиции в Арктику и Антарктиду. В 1990-е гг., когда открывать коммерческие предприятия стало модно, я создал фирму, которая занимается организацией экспедиций на Северный полюс, и пришел на помощь музею, стал спонсором.
С 1993г. - все те годы, пока попы гнали нас из здания - я добивался наделения музея государственным статусом, так было проще защитить здание и коллекцию. В результате в 1998г. Виктор Черномырдин подписал постановление правительства о создании Российского Государственного музея Арктики и Антарктики в составе Росгидромета. Я стал его директором и совмещал с деятельностью компании, вот руковожу до сих пор.
-Отношение к музею сильно зависит от интересов государства в Арктике?
-Музей пережил разные времена, и его взлеты и падения отражают всю нашу историю: период расцвета совпал с расцветом исследований, героическими 1930-1950гг. Тогда и отношение было совершенное иное и на уровне государства, и на уровне идеологическом.
-Музею хватает государственного финансирования?
-Удержать сотрудников за 7 тыс. руб. трудно, нужно иметь дополнительную подпитку. В 1999г., когда еще Татьяна Голикова распределяла бюджеты, нам дали 1 млн руб. в год. Теперь выходит около 4 млн на все, и столько же приносит внебюджетная деятельность, но это лучше, чем было, и ругать государство неправильно. Что власти не помогают, такого я не скажу, но если музею нужно достать деньги, я пишу себе письмо в фирму и сам финансирую.
-Кто работает в штате?
-Когда я пришел, то, конечно, привел и свою команду – товарищей, которые к работе музеев не имели никакого отношения, но были полярниками. Мы не так хорошо знали историю, но это было поправимо. Здесь же работали те, кто хорошо знал Арктику "в теории". Одни считали себя знатоками на практике, другие – по книгам.
При мне сюда стала приходить и молодежь, но удержать ее тяжело. В итоге я ввел стимулирующие механизмы: теперь экскурсоводы получают 20% от стоимости экскурсий. Работают сегодня и преданные, опытные, одержимые специалисты. Сейчас у нас в штате 31 сотрудник, в том числе девять действующих научных сотрудников. Конечно, средний возраст не очень молодой, но и не очень старый.
-Спасибо! Удачи Вам и Вашим соратникам в этом нелегком деле.
13 ноября 2013 г. Фото из архива В.И.Боярского